Ой, Мишка, как же страшно мне!
Л. Тасси
Оборванного мишку утешала
Девчушка в изувеченной избе:
«Не плачь, не плачь… Сама недоедала,
Полсухаря оставила тебе…
… Снаряды пролетали и взрывались,
Смешалась с кровью черная земля…
Была семья, был дом… Теперь остались
Совсем одни на свете — ты и я…»
… А за деревней рощица дымилась,
Поражена чудовищным огнём,
И Смерть вокруг летала злою птицей,
Бедой нежданной приходила в дом…
«Ты слышишь, Миш, я сильная, не плачу,
И мне дадут на фронте автомат.
Я отомщу за то, что слезы прячу,
За то, что наши сосенки горят…»
Но в тишине свистели пули звонко,
Зловещий отблеск полыхнул в окне…
И выбежала из дому девчонка:
«Ой, Мишка, Мишка, как же страшно мне!..»
… Молчание. Ни голоса не слышно.
Победу нынче празднует страна…
А сколько их, девчонок и мальчишек,
Осиротила подлая война?!..
Дети войны
Светлана Сирена.
Дети войны, вы детства не знали.
Ужас тех лет от бомбёжек в глазах.
В страхе вы жили. Не все выживали.
Горечь-полынь и сейчас на губах.
Дети войны, как же вы голодали…
Как же хотелось собрать горсть зерна.
На зрелых полях колосья играли,
Их поджигали, топтали…Война…
Чёрные дни от пожаров и гари-
Детским сердцам непонятны они.
Зачем и куда тогда вы бежали,
Всё покидая, в те горькие дни.
Где ж вы, родные мои, отзовитесь?!
Сколько же лет разделяло людей?
Дети войны, как и прежде, крепитесь!
Больше вам добрых и радостных дней!
Крохотный, слабый, беспомощный
Лариса Луканева.
Крохотный, слабый, беспомощный
В мире огромном, неистовом
Робко гуляет по кромочке,
В воздухе слышатся выстрелы.
Ножками белыми, ловкими
Перебирает по лестнице.
У перебранки с винтовками
Первая пуля, как вестница.
Кто эти люди жестокие?
В чём их бесовская миссия?
Будешь ли жить одиноким ты,
Жертвой житейской коллизии?
Мячик, как Землю, прижми к себе,
Спрячь от чужого и пришлого.
Хочется доброго, мирного,
Светлого, ясного, пышного!
Мальчик, глазами которого,
Тяжко взирает бездолие…
Ценится, в мире, где взрослые,
Жизнь, как и прежде, недорого.
|
Мальчик из села Поповки
С. Я. Маршак
Среди сугробов и воронок
В селе, разрушенном дотла,
Стоит, зажмурившись ребёнок —
Последний гражданин села.
Испуганный котёнок белый,
Обломок печки и трубы —
И это всё, что уцелело
От прежней жизни и избы.
Стоит белоголовый Петя
И плачет, как старик без слёз,
Три года прожил он на свете,
А что узнал и перенёс.
При нём избу его спалили,
Угнали маму со двора,
И в наспех вырытой могиле
Лежит убитая сестра.
Не выпускай, боец, винтовки,
Пока не отомстишь врагу
За кровь, пролитую в Поповке,
И за ребёнка на снегу.
Две строчки
Твардовский
Из записной потертой книжки
Две строчки о бойце-парнишке,
Что был в сороковом году
Убит в Финляндии на льду.
Лежало как-то неумело
По-детски маленькое тело.
Шинель ко льду мороз прижал,
Далеко шапка отлетела.
Казалось, мальчик не лежал,
А все еще бегом бежал
Да лед за полу придержал…
Среди большой войны жестокой,
С чего — ума не приложу,
Мне жалко той судьбы далекой,
Как будто мертвый, одинокий,
Как будто это я лежу,
Примерзший, маленький, убитый
На той войне незнаменитой,
Забытый, маленький, лежу.
В пилотке мальчик босоногий…
Твардовский 1943
В пилотке мальчик босоногий
С худым заплечным узелком
Привал устроил на дороге,
Чтоб закусить сухим пайком.
Горбушка хлеба, две картошки —
Всему суровый вес и счет.
И, как большой, с ладони крошки
С великой бережностью — в рот.
Стремглав попутные машины
Проносят пыльные борта.
Глядит, задумался мужчина.
— Сынок, должно быть сирота?
И на лице, в глазах, похоже, —
Досады давнишняя тень.
Любой и каждый все про то же,
И как им спрашивать не лень.
В лицо тебе серьезно глядя,
Еще он медлит рот открыть.
— Ну, сирота. — И тотчас: — Дядя,
Ты лучше дал бы докурить.
|